Ограничение финансовых спекуляций – вопрос выживания России

Сегодня выступил на открытии пленарного заседания в качестве представителя фракции "Справедливая Россия – За правду!":

«Уважаемый Вячеслав Викторович,
Дорогие друзья,

Послезавтра мы примем во втором чтении бюджет на следующий год. В нем много хорошего, в частности, необходимое сегодня увеличение расходов на главное: национальную оборону и национальную экономику.

Но это бюджет не победы, а стагнации, – хотя бы потому, что он нацелен на достижение сногсшибательных темпов роста экономики в 2,3%, в 1,7 раза ниже уровня, ожидаемого в этом году, ниже уровня статистической погрешности – напомню, это 3 процентных пункта – и ниже ожидаемого темпа роста мировой экономики. То есть бюджет призван обеспечить снижение доли России в мире, а соответственно, и снижение нашего значения, нашего влияния, а значит, и наших доходов, потому что реальные доходы приносит именно влияние, а не сказки о международных рейтингах.

Слов нет, снижение нашего влияния в мире – это действительно масштабная и амбициозная задача.

Главное — не перепутать, для кого.

Но даже и этот ничтожный, мизЕрный темп роста воспринимается как чрезмерный, недопустимый, как «перегрев экономики» — и Банк России прямо фиксирует в Основах единой денежно-кредитной политики — непонятно только, с кем предполагается это «единство» — в качестве максимально допустимого темп роста еще в полтора раза ниже — на уровне полутора процентов. А если экономика разгонится сильнее этой немощной помеси улитки и черепахи, ее будут тормозить — новым повышением процентной ставки, не позволяя, кстати, и исполнить федеральный бюджет, потому что он рассчитан, напомню, исходя из 2,3, а не полутора процентов экономического роста.

Кстати говоря, в том виде, в котором мы примем бюджет послезавтра, его уже не удастся выполнить. Министр финансов нам еще при его первом чтении прямо и четко разъяснил, что бюджет рассчитан исходя из ключевой ставки Банка России в 15,1% годовых. Сейчас она 21% и, как следует из намеков руководства Банка России, может быть повышена еще больше.

А это означает, что и доходы, и расходы, и дефицит бюджета будут совершенно иными, чем те, которые мы с вами внимательно изучали и по поводу которых мы еще будем спорить. И вся экономика России будет совершенно не такой, как предусмотренная федеральным бюджетом.

В чем же содержательная — подчеркиваю, не политическая, а содержательная — причина нашей столь откровенной беспомощности? Ведь серьезное обсуждение и принятие того, что заведомо не соответствует действительности, — в частности, покупательная способность тех бюджетных обязательств, включая социальные, в точном исполнении которых мы так торжественно клянемся, будет совершенно не такой, как заложено в бюджет, — это есть признак именно беспомощности (разумеется, в лучшем случае).

Содержательная причина неполной адекватности наших действий заключается в игнорировании социально-экономической и прежде всего финансовой политикой России фундаментальной объективной задачи, уже долгое время в полный рост стоящей перед нашим обществом.

Напомню, если кто забыл, что в кровавые 90-е годы наша Родина была превращена в экономическую колонию, то есть в страну, вывозящую капиталы, интеллект, самих людей и сырье, и ввозящую, если позволят самые разнообразные господа из разных метрополий, продукцию переработки сырья. При этом прибыль от этой переработки, включая квинтэссенцию цивилизации — добавленную стоимость, доставалась метрополиям. В частности, специалисты Credit Suisse посчитали, что из сырья, которое мы продавали Германии на 20 млрд евро, немцы производили продукции на два триллиона — с коэффициентом 1:100.

Это должны были быть наши деньги! – но экономическая колония устроена так, что со всем пафосом и даже с правильными патриотическими речами отдает эти деньги своим лютым конкурентам, которые потом приходят и вежливо говорят: «Вы молодцы и все правильно делаете — по учебникам, которые мы же для вас и написали, — но теперь умрите, пожалуйста, потому что без вас ваше сырье и природные богатства будут обходиться нам еще дешевле».

Не все еще в нашей стране, а возможно, даже и в этом зале осознали, что нам сказали именно это, и сказали всерьез.

И нам надо из положения экономической колонии, которая продает свое сырье иногда доброму дяде и потому работает на него, выйти в положение самостоятельной свободной страны, которая сама перерабатывает свое сырье и потому работает на себя.

Во внешней политике, в военной сфере мы этот путь в определенной степени прошли, в культуре и технологиях мы по нему вроде бы идем, скоро аж целый закон о технологической политике примем. Однако все это будет точно так же зыбко, неустойчиво и неправдоподобно, как наш бюджет, пока мы не подведем под это движение надежный фундамент экономического суверенитета – то есть, извините за иностранщину, экономической свободы и независимости.

А для этого надо развивать промышленность. Надеюсь, все уже выучили, что в современном мире у вас есть только то, что вы производите сами, потому что все остальное у вас может быть отнято в любой момент? В том числе и теми, кого вы искренне считаете своими ближайшими друзьями?

Надеюсь, все уже выучили, что единственная стабильность, которая нам доступна в эпоху распада глобальных рынков и обрушения человечества в Глобальную депрессию, – это стабильность наших собственных действий и нашей собственной воли?

Поэтому, если мы не хотим, чтобы наши усилия, планы и сами законы в любой момент стирались, как мокрой тряпкой с классной доски, колебаниями не зависящих от нас мировых рынков и алчностью их ключевых участников, мы должны развивать свою собственную национальную экономику, причем не спекулятивную, а производящую.

А для этого надо для начала признать самоочевидную разницу между этими двумя секторами – спекулятивным и производящим – и объективную противоположность их интересов. А то стало модным судить о сельском хозяйстве по финансовому положению трейдеров, экспортирующих сырье, и обосновывать этим смешением сверхжесткую, в стиле кровавых 90-х, денежно-кредитную политику.

Между тем торговому и в особенности финансовому спекулянту, в отличие от производителя, нужна нестабильность, так как он зарабатывает на колебаниях рынков, а не на их равномерном движении. Финансовый спекулянт имеет аппетит к рискам – он учит инвестировать, когда на улицах льется кровь, и сам готов проливать ее ради своих операций. Финансовому спекулянту нужны высокие процентные ставки, чтобы все деньги реального сектора были его ресурсом и не отвлекались на глупости, по его мнению, вроде прямых инвестиций в этот реальный сектор. Наконец, ему нужна свобода движения своего капитала между странами, чтобы спокойно выводить заработанное с выжигаемых им территорий в офшорные гавани.

И рентабельность, на которую он ориентируется и которую умело и правдоподобно обещает, выше рентабельности реального сектора, — сравните для примера ставки на банковских депозитах, куда как пылесосом стянули все деньги страны, с рентабельностью по активам обескровленных обрабатывающих производств.

Понятно, что для промышленности — и в целом для реального сектора — всё это означает смерть, но именно эта политика по инерции экономического колониализма продолжает под фанфары осуществляться в нашей стране.

И мы продолжаем игнорировать главную хозяйственную задачу, объективно стоящую перед нами: задачу ограничения финансовых спекуляций.

Все крупные развитые экономики мира на нашем нынешнем, да и позавчерашнем уровне зрелости финансовой системы ограничивали финансовые спекуляции. Без этого у них просто не было шансов остаться развитыми, потому что все деньги реального сектора ушли бы на спекуляции, оставив его без возможностей развития и дестабилизировав общество — как это было в тех же Аргентине и Бразилии, которые после войны были не просто более богатыми, но и не менее развитыми, чем разрушенная Европа.

В этом нет ничего нерыночного, так как рынок не существует без его регулирования и ограничения точно так же, как дорожное движение не существует без его правил.

В частности, США ограничивали финансовые спекуляции с начала Великой депрессии и вплоть до 1999 года, институционально отделив финансовых спекулянтов от денег реального сектора и населения.

Западная Европа прямыми запретами ограничивала их до второй половины 80-х годов, а Китай и Индия ограничивают и по сей день.

Япония ограничивала финансовые спекуляции до 2000 года самым элегантным способом: регулируя структуру активов финансовых институтов таким образом, что, например, для вложения одной иены в спекулятивные операции они должны были сначала вложить условные 5 иен в прямые инвестиции или долгосрочное кредитование государства, производящего бизнеса или населения.

Мы можем ограничивать финансовые спекуляции элегантно или примитивно, просто или сложно, прямо или косвенно, но, если мы откажемся от этой своей обязанности, мы, не говоря дурного слова, истово выступая за всё хорошее против всего плохого, сами же уничтожим самих себя.

Вопрос о будущем России сегодня есть вопрос в первую очередь об ограничении финансовых спекуляций и обеспечении тем самым всеобъемлющей комплексной модернизации страны — или же об отказе от этого ограничения и продолжения блокирования нашего развития, вымаривания нашего населения и разрушения наших производительных сил.

Мы ведь уже создали систему, в которой широкомасштабное развитие возможно только в особых налоговых и административных режимах либо на основе бюджетного финансирования, — слава богу, что хоть в них возможно, — но, когда повышение ключевой ставки делает льготные кредиты непосильными, мы радуемся сливочному маслу из Индии, Турции и с известных на весь мир заливных лугов Объединенных Арабских Эмиратов, — искреннее спасибо им, кстати, за помощь.

Боюсь, следующий этап осуществляемой сегодня политики — это свинина из Израиля. Говорят, там кто-то выращивает кошерную.

И это не преувеличение. Мне сегодня рассказали пример из жизни: на Кубани предприятия платили за лизинг сельхозтехники 3% годовых, с ноября им установили ставку в 28%, они сказали: «Заберите». Сами сейте, сами сажайте, сами убирайте – только не забудьте, что только сажать – что в АПК, что в ВПК – недостаточно.

Коллеги, двигатель рыночной экономики – пока она у нас вроде еще рыночная – кредит. Без доступного кредита мы умрем в физическом смысле этого слова. А доступный кредит невозможен без ограничения финансовых спекуляций, так как без них все полученные доступные кредиты, как в августе 1992-го, придут на валютный рынок и завалят рубль – с фатальными последствиями.

Конечно, нужен и разумный протекционизм, отчаянно отрицаемый лоббистами ВТО с нелепыми ссылками на Северную Корею, – в которой, кстати, мы сегодня закупаем много всего полезного, вплоть до станков с ЧПУ, производство которых передал ей в 60-е годы Советский Союз.

Однако протекционизм лишь предоставляет условия для развития, которыми без кредита с запретительно высокой процентной ставкой воспользоваться удастся лишь немногим.

Конечно, нужно и ограничение произвола монополий, но оно надежно, лишь если опирается на конкуренцию, а без доступного кредита, то есть без ограничения финансовых спекуляций, единственно возможной, как мы видим, будет заведомо непосильная для наших производителей конкуренция субсидируемого импорта, каленым железом выжигающая нашу экономику.

Конечно, нужно и ограничение коррупции, и запрет вывоза капитала, и запрет крупной обналички, и реальная, а не на словах, деофшоризация экономики, напомню, в прошлую сессию истово и с трогательными воспоминаниями об ужасах коллективизации отвергнутая большинством как присутствующих, так и отсутствующих.

Нужны налоговая и таможенная революции, не побоюсь этого слова, потому что все налоговое и таможенное регулирование ориентировано на закрепление нашего положения как экономической колонии — не важно, Запада, Востока, Средней Азии или, как стало модно говорить, глобального Юга.

Нужна и гарантия права на жизнь, которая с этой трибуны была охарактеризована совсем недавно как недопустимое иждивенчество, под грузом которого рухнул великий Советский Союз.

Но самое главное, квинтэссенция разворота от работы на иностранного дядю к работе на себя, разворота от рабской выученной беспомощности к свободе и независимости, разворота от разграбления закончившегося уже на самом деле советского наследства к производству добавленной стоимости – это ограничение финансовых спекуляций.

Желательно цивилизованное, а не после и в результате нового Смутного времени.

Подумайте об этом, пожалуйста, пока у нас еще, как некоторые полагают, есть для этого возможность.

Большое спасибо».